Сергей НОВИКОВ, газета «Прессбол»
Это интервью можно было затевать на любом отрезке сезона, не выбирая особых поводов. Звездный крайний сборной СССР и минского СКА 80-х, один из нынешних наставников армейского клуба Александр КАРШАКЕВИЧ интересен в экспертной оценке любого события гандбольной жизни. А сегодня он и вовсе в ее эпицентре: в разгаре суперфинальная серия чемпионата страны.
В среду СКА уверенно — “плюс 9” — разбомбил дома БГК имени Мешкова. Завтра в Бресте спор либо завершится, либо окажется продленным — до воскресенья…
— Решитесь на прогноз: сколько матчей потребуется, чтобы выявить чемпиона?
— Да, мы победили в первом матче. Но это еще не значит, что выиграем и в субботу. Что ж, тогда придется остаться в Бресте и отложить радость до воскресенья.
— Такая победа над БГК — событие для вашей команды выдающееся?
— Конечно. Обыграли соперника, у которого одна половина состава — легионеры, а другая — игроки сборной Беларуси. Это достойный результат. Но мы к нему шли, настраивались и были готовы.
— Теперешние соревновательные эмоции сопоставимы с теми, что переживали, будучи игроком?
— Это совершенно разные ощущения. Даже не стоит сравнивать. А вообще работа тренера предполагает переживания за исход каждой игры. Волнение никуда не денется, пока буду работать.
— И все же не сказать, что этот сезон для СКА богат на подобные матчи высокого накала. По-моему, он в некотором смысле потрачен впустую…
— Виноваты в этом отчасти сами. Не вышли в групповой раунд Кубка ЕГФ. Там получили бы серьезный календарь. Безусловно, нет ничего хорошего в том, что до весеннего подключения к внутренним соревнованиям БГК в них участвуют всего три относительно серьезных клуба.
— Особый режим, который создан федерацией для брестчан, на ваш взгляд, оправдан?
— С одной стороны, у мешковцев своя кухня в SEHA-лиге. С другой — с ними было бы полезно регулярно соперничать и нашей молодежи. В итоге таких матчей получается вроде бы и немало, но все они втискиваются в полтора весенних месяца. Возможно, стоило поискать и другие окна в графике БГК.
— Недавно СКА с разницей в мяч проиграл в Бресте второй кряду кубковый финал…
— Знакомые до сих пор задают мне при встрече вопрос: как такое могло случиться? И не знаю, что отвечать. Это самый невероятный проигрыш в моей карьере.
— Тренерской?
— Игрока — тоже! Спустить за минуту и двадцать секунд перевес в три мяча и отдать фактически выигранный титул… Аналогов не припомню. Какое-то стихийное бедствие. Ведь было правильно. Взяли тайм-аут, объяснили ребятам, что делать с мячом. Но они как будто ничего не услышали. Бум-гол, бум-гол, бум-гол — прошел ураган, и все закончилось. А в овертайме не хватило сил и собранности…
— При разделении функций в клубном тренерском штабе вам отводится некая определенная роль?
— Можно сказать, отвечаю за подготовку игроков передней линии, в первую очередь крайних. Очень часто во время тренировок на одной половине Спартак Петрович Миронович работает с полусредними и разыгрывающими, на другой с линейными и фланговыми игроками занимаюсь я. Но этим, разумеется, мое участие в тренировочной работе не исчерпывается.
— Кто из подопечных — теперешних или бывших — наиболее приблизился к вашим представлениям об идеальном крайнем?
— Ваня Бровко. Работал с ним много. Можно сказать, вложил в парня душу. Боец до мозга костей. Умеет терпеть, когда больно. Бросается на соперника, как кошка на собаку. Спортивная злость — его ценнейшее качество.
— Помните историю трехлетней давности с вашим звонком в редакцию после проблемной игры сборной в Люксембурге? Та потрясающе жесткая газетная реплика в адрес команды заставила многих взглянуть на вас отчасти по-новому. Как на тренера-мотиватора.
— В подробностях уже и не вспомню, что вам говорил. Был на взводе, захлестывали эмоции. Игроки отнеслись тогда к выступлению за сборную как-то легкомысленно. Если ставить большие задачи, надо всерьез воспринимать любого соперника. Малодушие в отношении к играм, к тренировкам меня убивает.
— Юрий Шевцов тогда публично весьма позитивно оценил ваш спич. А какова была его реакция в приватном общении?
— По-моему, он ничего мне и не сказал. Но, думаю, общую благодарность от штаба сборной выразил при первой встрече Игорь Папруга: мол, все сделал правильно.
— Вы часто обсуждаете с Шевцовым насущные дела?
— Очень редко. Так получается. Когда мы приходим в зал, сборная уже работает. Заканчиваем тренировку — их уже нет. Пересечений мало. Это раньше мы жили с Юрой, образно говоря, в одной квартире…
— Предложи я вам выбрать из славного прошлого историю, идеально подходящую для мотивации команды перед грядущим выездом в Брест…
— Наверное, часть ребят-армейцев этот рассказ уже слышали. Но не будет лишним и повторить. В 89-м году мы играли финал Кубка чемпионов. Соперник — румынская “Стяуа”. В выездном первом матче проиграли шесть мячей. И тем же вечером в бухарестской гостинице в номере у капитана Толи Галузы собрался командный актив: Юра, я, Мосейкин, Тучкин, Якимович. Мы говорили об ответном матче так, словно он уже завтра, хотя впереди были целых две недели. Они вмещали еще и трехматчевый тур чемпионата Союза. Однако в истории СКА не было другого примера такого единодушия и концентрации команды на достижении цели. На три дня перед минской встречей с румынами мы заехали в Стайки. Помню, как там из комнаты в комнату кочевал монитор для просмотра видео. Мы предложили Спартаку Петровичу сыграть в защите схему 3-3, которую прежде ни разу не применяли. На тренировках детально оговаривали действия против лидеров соперника. Потом просматривал запись той феерии и не верил глазам: Шевцов уже на первой минуте уложил на площадку могучего Стингу! Мы выиграли в итоге четырнадцать мячей. Это был матч на всю жизнь…
— Персональный настрой на такой бой — тоже особая наука?
— Каждый готовился по-своему. Кто-то больше спал, кто-то гулял на природе. Помню, я все время мысленно представлял действия против Бербече, с которым соперничал на фланге.
— Помогло?
— Проверьте в справочниках. Кажется, он ничего не забросил с игры…
— Спортсмен вправе до матча определить его для себя как важный или второстепенный?
— Скажу о себе. В любой игре одинаково серьезно проводил первые десять-пятнадцать минут. Если все шло гладко и хорошо, можно было добавить импровизации, поиграть на публику.
— Уровень тогдашнего профессионализма гандболистов сопоставим с теперешним?
— Наше время было другим. Чтобы дозвониться домой со сбора, надо было постоять в очереди у телефонной будки. На тумбочках у кроватей лежали книги. Не было мобильных телефонов, планшетов, смартфонов. Не было и соблазнов вроде сидения в интернете далеко за полночь.
— Бороться с этим…
— …бессмысленно. Дима Торгованов, тренирующий питерскую “Неву”, рассказывал как-то, что в одиннадцать вечера команда сдает ему до утра всю эту технику. Я его спросил: а если у них в сумках еще по гаджету? Сегодня даже важнее, чем в наши времена, самосознание и самодисциплина.
— Ну, вы-то тоже не были аскетами в быту.
— Не были. Молодым тоже хотелось отдохнуть в кафе-ресторане. И в карты играли. Но знали время и место. А ответственные соревнования все это отменяли. Казино на весь Минск было одно — в “Юбилейке”. Не помню вообще, чтобы кто-то из нас туда ходил. Это Андрей Миневский, уже из следующего поколения, стал знаменит по части азартных игр.
— Драки случались?
— Мы не были трусами. При необходимости могли постоять за себя. Но к чему искать приключения, в которых сегодня можно было сломать палец, а завтра из-за этого не попасть на сбор перед Олимпиадой или чемпионатом мира? Смысл такой отваги, он в чем? Если, условно говоря, на дороге дурак моргает тебе фарами, остановись и пропусти — пусть себе мчится. А теперь ночные клубы — это просто беда. После смерти Ромы Лукашука был в шоке несколько суток. Это самая страшная трагедия в истории СКА. Надеялся, она что-то изменит в поведении ребят, хотя бы некоторых. Но, подозреваю, через пару месяцев снова начались походы…
— Себя на площадке часто представляете?
— Иногда срываюсь прямо на тренировке: давай выйду и десять пасов в линию исполню лучше тебя. Уже 45 лет в этой игре, никогда из нее не выходил. Позволяло бы здоровье, и сейчас играл бы.
— Одно время шел серьезный разговор о замене вашего тазобедренного сустава…
— Не скажу, что там все катастрофически. Но, наверное, пойду на операцию. Надо сделать, пока не состарился.
— Вот бы с помощью машины времени свести на площадке тот СКА с теперешним… Ваш голкипер Олег Васильченко как-то заверил: привезли бы молодым “червонец” без разминки.
— Ха, разминка не помешала бы. А по разнице мячей — соглашусь. Мы в свои 23 года были сильнее сегодняшних игроков в таком возрасте.
— Как-то я стал спорить на сей счет с Мироновичем. Спартак Петрович отослал к данным нормативов, которые сдавали в свое время Каршакевич и Шевцов: тридцать метров, тройной с места, прыжок Абалакова…
— Очень правильная аргументация! Из 3200 метров на тесте Купера у нас выбегали человек двенадцать. А сейчас так пробегут, пожалуй, только семеро. Это подтверждает: физически мы были сильнее.
— Вы ведь ходили в любимчиках у Мироновича?
— Честно говоря, впервые услышал такое совсем недавно.
— От кого?
— Директор клуба Павел Галкин заявил на каком-то мероприятии. Наш главный тренер никогда не выказывает симпатий кому-то из игроков. Он может уделять больше внимания тому, из кого хочет сделать большого спортсмена. Они подходят под определение любимчиков? В таком случае я им точно не был.
— Работать с Мироновичем в тренерской связке тяжело?
— Вообще никаких проблем! Надо просто чувствовать предел, за который нельзя переходить. Игру ведет один человек. Ассистент на скамейке должен помогать, но не мешать.
— Как сложилась судьба вашего Максима?
— Он женился на девочке-волейболистке и уехал вместе с ней в Россию. Она там играет по контракту, он — нет.
— Было тяжело смириться, что сын оставил гандбол?
— Смирился с тем, что такое случится, еще раньше. Когда он вопреки моему совету ушел из СКА в “Викторию”. Гандболом у меня занимается теперь десятилетний внук. Глеб. Недавно на день рождения подарил ему комплект формы СКА. Он о таком мечтал.
— Вас не было в группе специалистов, сопровождавших сборную на чемпионате мира в Катаре. Почему?
— Поехать туда мне и не предлагали. Отнесся к этому спокойно. Наверное, надо было кого-то оставить в клубе, вести тренировки.
— За выступлением команды следили?
— Конечно. Думаю, сыграли так, как были готовы. Хотя деталей работы не знаю. Не секрет, что наша сборная сильно зависима от формы Сергея Рутенко. А она оказалась не оптимальной. По-моему, при оценке выступления надо исходить из того, что выход на такой топ-турнир — уже достижение. Ну, не выиграли у этих бразильцев — жизнь продолжается. Делайте выводы, вносите коррективы. Полагаю, это уже произошло. Скоро матчи с боснийцами и литовцами. Надо забыть про Катар и думать уже о них.
— Окажись вы за “круглым столом” в Дохе…
— Тем, кто критиковал там сборную, предложил бы стать на место Шевцова, добиться того, что сделал он, а потом выказывать претензии. Каждый должен заниматься своим делом. Если даже обсуждать и советовать, то в неформальной рабочей обстановке. Но не публично упрекать. Критикам великолепно ответил Рутенко: вы все здесь благодаря сборной. Любой тренер и спортсмен, да любой человек должен иметь право на ошибку. Без них не сложится ничья жизнь.
— Вы ведь тоже стояли во главе сборной. Ваш самый большой при этом просчет?
— В 99-м году в матче плей-офф чемпионата Европы в Запорожье против украинцев поставил в состав Шароварова и не включил в заявку младшего Климовца. Костя слабо тогда сыграл, сам подошел и извинился. Это была дорогостоящая ошибка.
— Через два года был еще один неудачный плей-офф — против исландцев.
— Тогда подвели ребята. На сборе в Стайках за три дня до матча Фещенко, Климовец-старший и Лакизо крепко нарушили режим. Некоторые не смогли выйти на тренировку… Для меня это было полной неожиданностью. Они и сыграли потом соответственно.
— Шевцов как тренер жестче вас. У него они вообще не сыграли бы…
— Возможно. В 82-м году мы вместе с Юрой оказались на трибуне во время финального турнира Кубка СССР. Миронович не включил нас в заявку вскоре после возвращения с победного чемпионата мира. Решил на пару полечить от проявлений зазнайства. Команда взяла трофей без нас. И это было сильным потрясением. Его оказалось достаточно, чтобы сказать себе раз и навсегда: с задиранием носа покончено. Оно и продолжалось-то не больше недели…