«ВЗГЛЯД» Сергея Щурко, «Прессбол»
Он известен белорусскому болельщику как экс-глава национальной федерации гандбола и уже бывший главный судья чемпионата страны.Любители стремительной игры припомнят блестящие снайперские качества Александра ГРЕЧИНА в составе минского “Политехника” и титул лучшего бомбардира первенства СССР 1969 года.
Но совсем немногие знают, что кандидат технических наук полковник Гречин имеет правительственные награды стран, которые под дружеским наблюдением Советского Союза пытались строить социализм с человеческим лицом. Удивительные все-таки люди делали белорусский гандбол. Прямо садись и пиши книгу о таких. Впрочем, у Александра Леонидовича книжки уже есть, и он не поленился захватить несколько с собой.
“Ну вот смотри… — показывает. — Эти спортивные, о гандболе. Для детей — техника, тактика. А вот эта уже для взрослых. Она, конечно, потолще. “Выборочное обследование качества продукции машиностроения и радиоэлектроники”. Речь о ракетной технике, но так как афишировать это в те времена было нельзя, то и название получилось несколько туманное”.
Книга испещрена математическими формулами и имеет ограниченный тираж. Восхищенно киваю головой и начинаю разбирать принесенные собеседником фотографии. Вот Александр Леонидович в полковничьем кителе. С наградами — не советскими. “Это вьетнамские медали, — объясняет Гречин. — “За боевое содружество 1-й степени”. Сразу две, в Союзе только двух человек так наградили: меня и еще одного пэвэошника”.
ПВО — это противовоздушная оборона, и мне легко связать зарубежные командировки в горячие точки и ракетную технику. Ведь после окончания политехнического служил Гречин в минском зенитно-ракетном училище, со временем став заместителем начальника самой крупной тамошней кафедры. Карьера завидная, и даже невозможно представить, чтобы какой-то современный спортсмен сумел повторить его путь.
“А это наша школьная гандбольная команда… — с фото на меня дерзко взирают молодые ребята атлетичного вида. — Апрель 1964-го. В нашу четвертую минскую школу пришел какой-то человек, поговорил с преподавателем физкультуры, и тот объявил, что мы будем играть на чемпионате города по гандболу”.
Гречин все больше увлекается, и я понимаю: пора включать диктофон…
— С листа?
— Никто понятия не имел, что это за вид спорта. Поэтому в составе у нас были баскетболисты, борцы, боксеры и два футбольных вратаря. В знаменитой 88-й школе такие же ребята тренировались уже полгода, и когда мы к ним приехали играть финал, они нас предупредили: “Только попробуйте выиграть! Из школы не выйдете!”
— А вы?
— Ну я же перечислил, кто у нас был в команде… Короче, мы победили, а через несколько дней троим из нашей команды, в том числе мне, Спартак Миронович вручил красные майки и трусы. Мол, вы теперь игроки сборной школьников Белоруссии.
В том же году играли на первенстве республики. Вот на фото площадка технологического института… Когда молодые спрашивают, мол, почему вы не могли раньше играть, как мы сейчас, достаточно показать этот снимок. Лужи, грязь, мяч не прыгает. Ты не бежишь, потому что ноги разъезжаются во все стороны. Самые чумазые, как и положено, угловые и линейный. Дождь, помню, дикий был, мы под ним и носились.
Потренировались еще в Стайках и поехали на первенство Союза в Ленинград. И лишь там поняли, что играть из нас может только Валерка Емельянов, а остальные так…
Валерка — человек удивительный, играл отлично, но была одна странность. Когда напивался, троллейбусы угонял — от Круглой площади к цирку. Первый раз его пожурили, во второй дали два года.
Он потом уехал во львовский СКА. Вернулся — ходил зимой по городу в тулупе без рукавов. Пугал людей, понятно, в пьяном состоянии. Умер лет двадцать назад.
— А вы чем до гандбола занимались?
— Играл в баскетбол, и довольно успешно. Подпускали даже с основой команды мастеров “Спартака” тренироваться, где тогда блистал Владимир Крисевич. Проблемы были разве что с броском. В баскетболе он должен быть мягким, а в гандболе жестким и сильным.
Тем не менее гандбол мне понравился. Поражение в Ленин- граде задело за живое, и я начал тренироваться с еще большим упорством. Через полтора года стал мастером спорта и попал в “Политехник”. Вратарем был Юра Мохов — бронзовый призер чемпионата СССР 1954 года по футболу. Издалека забить ему было невозможно, а вот с близкого расстояния труда не составляло. Ну и как все вратари, он не любил, когда ему бросали “по ушам”. Бегал за нами потом по залу, но нас тоже можно было понять: на ком еще отрабатывать такие броски, как не на собственном вратаре?
Не нравилось мне, что в команде были две группировки игроков — по типу, настроению и вообще отношению к жизни. Миронович, Вальчак, Черкасский, Акопов — бухгалтерско-инженерная. Шаюк, Тенин, Бычков и компания — чисто физкультурная. Виталий Вальчак потом работал главным бухгалтером Белорусского телевидения, Анатолий Черкасский — старшим советником в министерстве тяжелой промышленности. И вот когда приходишь в команду и смотришь, кто какую готовит себе дорогу, начинаешь думать: а где он, твой путь?
Меня ведь приглашали многие вузы — БГУ, нархоз, БПИ. Везде гарантировали помощь в учебе — еще с тех времен спортивный фактор имел большое значение. Я в школе был отличником и потому выбрал БПИ, факультет под названием “Апрацоўка металаў цiсканнем”. Очень уж мне нравилось, как это звучало по-белорусски.
— Спортсменам тогда трудно было учиться?
— Это кто как старался. Я, например, хоть и пропустил из-за сборов половину занятий, но “лабораторки” старался сдавать вовремя. Был седьмым по рейтингу на факультете и окончил его за пять лет. А товарищ из команды за одиннадцать.
— Что из себя представлял в середине 60-х минский “Поли- техник”?
— Середина таблицы — иногда шестое-восьмое места, иногда вылет в первую лигу и возвращение обратно. Ташкент, Алма-Ата, Ленинград, Рига — команды такого же уровня, которые вместе с нами перемещались из дивизиона в дивизион.
А вообще считаю тот чемпионат мафиозной структурой. Если посчитать все студенческие и армейские команды, десять мест из двенадцати в высшей лиге были заняты именно ими. Кстати, такое клановое распределение сыграло в моей судьбе очень плохую роль.
В 69-м я стал лучшим бомбардиром чемпионата страны, а в 1970 году в нашем Спорткомитете началась паника. Что такое? Оказалось, все команды студенческого общества “Буревестник” — МАИ, запорожский ЗМЕТИ, тбилисский “Буревестник” и так далее — написали письмо в инстанции. Мол, считают недопустимым, когда за студенческие команды играют армейцы и нас же обыгрывают. Речь шла конкретно обо мне. И поэтому пришлось уйти из команды.
— Как вы стали армейцем?
— Никогда не ставил игру выше, чем жизнь. По примеру старших ученых товарищей хотел попробовать все, и потому принял приглашение на работу в высшее инженерное зенитно-ракетное училище. А в спортклубе Вооруженных сил как раз сложилась команда, которую собрал Евгений Хайтовский. Кроме того, еще ничего для СКА не сделав, уже через полгода получил двухкомнатную квартиру. И мне сразу дали капитанскую должность на самой большой кафедре.
— Интересно было?
— Очень. Плюс поездки за границу, а у меня их было несколько. Самые счастливые дни в моей жизни. Знаешь почему? Там нельзя было врать, даже на полпроцента. Это в нашей жизни есть подводные камни, которые сдерживают и в итоге уродуют людей. А на войне ни молчать, ни терпеть нельзя — все это будет стоить человеческих жизней.
Я ездил в группе технического освидетельствования оценки состояния наших зенитно-ракетных комплексов. Формировалась она в Москве и попасть туда было не только трудно, но и престижно. Я, по сути, оказался случайно. Дело в том, что за два месяца до нашей командировки в Сирию там была расстреляна такая же советская группа — все шесть человек. Один из наших отказался ехать. И кто-то предложил меня.
— Так опасно ж ведь…
— Я посчитал, что можно привезти из Европы — туда мы уже ездили игровыми маршрутами с командой. И сравнил с тем, что можно заработать в Сирии. И понял — надо ехать. Если в Венгрии или в Чехословакии ты поднимаешься на покупке и перепродаже в два, максимум три раза, то в Азии — сразу в десять.
— Убедительно. И никакого патриотического пафоса.
— Пафос был только в фильмах, в жизни люди руководствовались совсем иными, земными расчетами. А если вернуться к делу, то следует сказать, что состояние наших ракет было разным и зависело от отношения тех людей, которые их эксплуатировали.
Были такие истории — подходишь к ракете на следующий день после бомбежки и чувствуешь: что-то не то. Тыкаешь пальцем и он оказывается внутри. Ребята заклеили осколочное ранение газеткой и замазали, чтобы советская комиссия не обнаружила. А еще можно самим отремонтировать так, что через два километра ракета просто свалится вниз. И хорошо, если не на своих.
Был еще случай. Некто Николай Васильевич Подгорный — в свое время глава советского правительства — говорят, в очень пьяном состоянии проехал по восточному побережью Африки. И, будучи в хорошем настроении, дарил президентам стран наши зенитно-ракетные комплексы. Кому три, кому четыре, а кому и шесть. Мол, ребята, вот вам самые современные ЗРК, ничего не жалко, главное — дружите только с нами.
И вот один из местных руководителей решил показать своим ближайшим соседям, какой он сильный. Собрал их, пустил наши игрушки, как мы их называли, и ни одна не попала в цель. Скандал международного масштаба. Срочно была сформирована группа специалистов, и мы полетели разбираться и спасать положение.
Аборигены проходили всего лишь двухмесячные курсы подготовки, и что-то требовать от них было просто несерьезно. Но самое плохое, что в каждом таком подразделении имелся наш советник. Единственным оправданием им было то, что по специальности они были не ракетчиками, а станционщиками. Ракета у них была как патрон.
А в ракетах того типа имелась одна хитрость, которую обязан был знать любой, кто их принимает. Чтобы безопасно их транспортировать, снимается самое больное место — и вкручивается другая штучка. Другого цвета. Боевая — красная, а это белая. Если не вынуть ее, то запускаешь просто кусок железа, который летит до тех пор, пока работает двигатель. Трудно представить, но так получилось, что они не выкрутили белую. И красную не вкрутили.
— Советник, конечно, пьянствовал целыми днями — от одиночества и безысходности.
— Нет, нормальный человек оказался. Жена с ним была, ребенок. Но такое не скроешь — его отозвали в Союз и там уволили. Зато оставшаяся часть нашей поездки была сказкой. Потому что делать было нечего, а поселили нас в отеле на берегу океана. Рядом небольшой ботанический сад, где жили лев с львицей. А все мужики молодые — до сороковника. Никто ж не видел, как лев занимается с львицей любовью. Начали следить за ними, даже ночами бегали. А ночью они спят. Но когда успевают? И вот как-то поймали — в четыре утра.
— В этом месте я, наверное, должен поинтересоваться, какова же у них длительность акта.
— Человеческая, даже короче. Но штука не в этом. Львица реагирует на самца после проделанной работы точно так же, как и кошка. Шипит на него. Но вместе с тем вылизывает его где надо и ложится рядом. Если он начал, то должен делать это раз сорок в день.
— Интересно.
— Вот потому он и царь зверей. Вот почему львица хоть и шипит на него, но любит. И в обиду никому не даст.
— Раз подняли эту тему, то расскажите, как проходили выездные туры чемпионата СССР. Ведь там ребята еще моложе играли — “двадцатник” с лишком. Аналогия уместна?
— Более чем. В наши годы выезды на туры очень часто были совместными. Женщины играли параллельно с мужчинами. И все команды были расписаны.
— Это как?
— Женская команда Белоруссии числилась за мужиками Ленин- града, а за нашей мужской командой — девчонки из Киева. И так далее. Трудно объяснить причины именно такой предрасположенности, но так исторически сложилось.
Не хочу сказать, что это было прямо “стена на стену”, потому как не все этим увлекались. Четыре на четыре, пять на пять… Лично мне украинские девчата всегда были симпатичны. Они веселые, раскрепощенные.
— Весело вы жили.
— Туры на Украине мне всегда нравились. Москву не любил из-за больших расстояний, зато в Одессу или Львов ездили с удовольствием. Во Львове в новой гостинице был классный бар. Мы даже на его открытии были. Один только минус — все почему-то было с абрикосовым сиропом. Его норовили накапать даже в бутылку с шампанским.
— Дело, видимо, шампанским не ограничивалось.
— Одно время, где-то с полгода, Миронович выезжал с командой одновременно и как старший тренер, и как играющий. а вся команда — его ученики. Именно в этот период после туров, когда возвращались домой все в синяках, ходили “отмокать”. Делали это у Спартака дома, он тогда еще не был женат. Собирались не всей командой, а вчетвером — Миронович и три его ученика. Нажирались все одинаково.
— А вопросов у вас не возникало, мол, как же так?
— У нас — нет. Ведь приглашали на благое дело, на которое мы все равно пошли бы. С Мироновичем или без. Может, Спартак считал, что лучше с ним.
Для нас главное было прекратить пить за три дня до тура. Чакры очистились — и в бой! Хотя, конечно, всякое бывало. Пару раз и я приходил на тренировку пьяным. Закрутишься на службе, решаешь вопросы, но занятие тоже нельзя пропустить. Зато характер закаляется. Трудно, а ты пашешь, не останавливаешься. Выгоняешь из себя остатки.
Мы вообще можем странными показаться. Накануне отъезда перед туром шли прогуляться компанией по проспекту. Просто с людьми поздороваться, поговорить. И на каждом перекрестке повторяли, словно клятву: “Минск, за тебя играть едем!” Причем на полном серьезе. Так вот настраивались.
— С какими командами вы дружили, а кто, наоборот, был принципиальным противником?
— Лучшие дружбаны — запорожцы из ЗМЕТИ. Практически наши ровесники. У нас был один и тот же ненавистный конкурент — московский МАИ. В то время советский суперклуб, куда собрали самых сильных игроков. “Пушка” сумасшедшая, фактически сборная СССР.
Года два на молодежных первенствах Советского Союза у нас были дикие сражения. Вначале с МАИ дралось Запорожье, а потом Минск. Нас одинаково выводила из себя московская гоношистость. У них даже походка была особенная — от бедра, которую они называли походкой сборной СССР.
На взрослом Союзе боролись с ЦСКА и тбилисцами. Армейцы всегда считались основными конкурентами, и мы с ними сразу же сцепились. Ну а грузины сами по себе наглые ребята. У нас играл Роберт Акопов — по национальности армянин. Он по-грузински понимал и как-то во время матча объявил: “Ребята, они сейчас чего-то затевают!” Грузины посчитали его за предателя и, когда он в следующий раз зашел в линию, так ущипнули за яйцо, что я никому не пожелал бы оказаться на месте нашего Роберта.
Еще они могли спокойно кого-то ударить. Мы что, терпеть такое будем? Летела “ответка”, и начиналось… В драке грузин мы гоняли, а ЦСКА был крепкой командой. С ним, как правило, бой заканчивался ничьей.
— Там один Евгений Чернышев чего стоил. Тренер ЦСКА Юрий Соломко говорил, что соперники сами на него налетали — и ломали руки-ноги, как о бетонную стену.
— Мы с Женей дружим, поэтому промолчу. Приезжаем как-то в Москву на первенство среди команд, становившихся чемпионами СССР. И встречает нас Женька — председатель ветеранской комиссии Союза гандболистов России. Расселяет, а потом притаскивает в мой капитанский номер два ящика водки: “Ребята, это вам на вечер. Хватит?” Ну как после этого можно что-то плохое сказать о человеке?
— Никак. Вот только ученик Мироновича Саша Лоссовик, переехавший в свое время в ЦСКА, рассказывал, что Чернышев, вконец замотанный его финтами, мог запросто вывести экс-минчанина из строя со словами: “А чего это ты тут распрыгался?”
— Такое никому не понравится, конечно. Лоссовик — один из самых ярких разыгрывающих советского гандбола 70-х. Типичный представитель школы Мироновича. Ведь в чем был плюс Спартака как тренера? Он все показывал сам. Фирменный финт у него был довольно странный. Как будто замирал секунды на две — и только потом начинал движение. Лоссовик этот финт затем усовершенствовал.
— Вас ведь тоже звали в ЦСКА?
— А до этого в “Кунцево”. “Кунцы” тогда были лучшим клубом страны. Пригласили еще Пашу Куявского, у нас с ним в “Политехнике” связка была.
Нас нельзя было не позвать. Мы в игре с “Кунцево” за один только тайм семь голов забили через самого Георгия Лебедева — тогдашнего старшего тренера молодежной сборной.
Куявский вообще игрок уникальный. Это Вальчаку Миронович должен был отдавать пас прямо в руки — тот видел плохо. Паше можно было на полметра в сторону бросить — и он все равно вылавливал. Очень пластичный, с отменным прыжком.
Паша в Москве, в отличие от меня, остался. Потом стал игроком сборной и участвовал в дебюте советской команды на Олимпиаде-72. Ему даже комнату выделили в “двушке”. В другой какая-то бабка была прописана, хоть и не жила. Паша только лет через пятнадцать стал собственником квартиры.
А у меня к тому времени уже все было. В том числе и семья, я ведь рано женился.
— Рискну предположить, что многое в игре вашего “Политехника” зависело от вдохновения.
— Вспоминаю Ригу. Ответственнейший матч с местной “Даугавой”. 8 марта. Минут за десять до старта в зал заходит невероятной красоты женщина. Полупрозрачное бежевое полупальто, такого же цвета широкополая шляпа. Ну, просто кинозвезда. Скайдрите Смилдзиня — собственной персоной, центровая рижского ТТТ и сборной Советского Союза. И весь матч она у меня в голове. Я этим рижанам штук десять положил. Заброшу и смотрю на ее реакцию. А она даже не хлопает, сидит с каменным лицом.
— Странно, если бы она радовалась удачам соперника.
— Да, но ведь играем-то мы для зрителя! А у них в воротах стоял Вилсон — тогда лучший голкипер Советского Союза. И такое удовольствие было ему забивать.
Вообще-то матч должен был завершиться скандалом. Секунд за 15 до конца мяч улетает за боковую у нашей скамейки. К нему тут же бросаются Миронович, Шаюк и Черкасский. С одним желанием — загнать мяч под скамейку между планкой и сиденьем так, чтобы хозяева не смогли его вытащить. Рижане люди культурные, смотрят на это все с удивлением. Мол, нам же еще дадут возможность разыграть мяч? Не дали, а время истекло. Свободный бросок — и счет не меняется, мы выигрываем один мяч.
— Ника Николаевна Шишкина — врач, курировавшая белорусский гандбол еще с середины 60-х, — сказала в интервью, что первый поединок “Политехника”, который она увидела, разочаровал ее чуть ли не до слез. Минский клуб драматично расписывал игру с Краснодаром.
— Ника Николаевна — человек удивительный, очень чистый. Помню, как-то намешала нам витаминов в трехлитровых банках и наказала обязательно их употребить. Мы и употребили. В качестве напитка для запивания более мощной жидкости. А поскольку тот тимбилдинг, как теперь сказали бы, проходил в лесу, то всю команду покусали родные белорусские комары.
Когда на следующий день на тренировке сняли майки, Нику Николаевну чуть удар не хватил. “Ребята, простите меня, я, наверное, слишком концентрированный напиток сделала, раз у всех такая аллергия высыпала…”
Ну а насчет договорных матчей, чего скрывать, они встречались. Были две-три команды, с которыми мы периодически друг другу что-то отдавали. Это Краснодар, Каунас, ну и наши украинские друзья. Если нам нужно, а вам ничего не стоит, то почему бы нет? Но это так, по договору.
— Не за деньги?
— Не тот уровень был. А вот за водку — да. Тебе нальют, сколько хочешь, стол накроют, шампанским ванну наполнят.
— До краев?
— На нашем сленге — заставить всю ванную бутылками. От него, правда, не “улетишь”, но если купить пол-литра рома на всех и немножко добавить в шампанское — буквально пару капель — то… Попробуй как-нибудь. Не знаю, как у вас, а у нас 70 процентов команды просто в дупель.
Вообще, это сложная тема. Вот вроде мы хотели дружить с краснодарцами, а потом те начали щипаться в игре. Мы побили Максимова и объяснили, что если еще раз кого-то ущипнешь, то после атаки на нашей половине поля и останешься. Потом еще у них были деятели ростом по два метра. Но они ж все баскетболисты — ногами хорошо работают, а что-то силовое сделать не могут. В итоге с ними разругались. Потом уже снова подружились, общались на уровне глав федераций.
— Мне понравился ваш рассказ о командировках в горячие точки. Что там запомнилось больше всего?
— Как в Сирии пулеметной очередью срезало крышу микроавтобуса, в котором мы ехали. На 15 бы сантиметров ниже и… Такое не забывается.
А знаешь, как продается оружие? Например, хочешь купить у меня пушку. Хорошо, я продам ее на десять лет с гарантией по такой-то цене. Через десять лет встает вопрос: что делать с ней дальше? Вроде еще хорошая. Вызываешь группу технического освидетельствования. Они посмотрят и скажут: “Еще четыре года послужит”. Пройдет четыре года. Выбрасывать жалко, ее характеристики тебя удовлетворяют, у противника таких нет. Да и новая стоит дорого. Что делать?
— Вызывать группу.
— Хорошо, мы приезжаем снова и выносим вердикт: ребята, при вашем климате, вашем обслуживании и уровне ваших офицеров продлевать не будем. И вот тут ты взвоешь, потому что новое оружие стоит слишком дорого.
Иногда, выезжая из Москвы, уже знали, что как государственные люди продлить соглашение не имеем права. Хотя состояние ракет было довольно неплохим. После этого Индира Ганди не общалась с Брежневым три года. Тогда, правда, стратегически Союз промахнулся — индийцы перекинулись на американцев, в возможность сотрудничества с которыми наши не верили. А вышло по-другому.
— В 1997-м вы возглавили Белорусскую федерацию гандбола.
— Этому способствовали такие события. На первенстве города Минска наша команда ветеранов встретилась с командой университета физкультуры. Аркадий Гургенович Мовсесов — тренер той славной компании, памятуя о двух предыдущих поражениях, на сей раз собрал очень мощную банду. Во главе с Андреем Барбашинским. И вот на 25-й минуте первого тайма, пытаясь сдвинуть олимпийского чемпиона Барселоны в линии, я почувствовал резкую боль в спине. Лопнул межпозвоночный диск. А когда эта межпозвоночная жидкость растекается, начинаются сильнейшие боли. У меня сразу ноги отнялись.
Операция, шесть месяцев на костылях, до сих пор левая ступня мертвая. Какая уж тут служба? И вот так слово за слово уговорили меня некие силы податься в председатели федерации гандбола. Конкурентом был тот же Мовсесов.
— Вы победили и проработали в должности пять лет. Удовлетворение осталось?
— Нет. Где-то через год те, кто меня выдвигал, сказали: “Делай нам такие же условия, какие были при предыдущем председателе. Ты же наш выдвиженец!” А я же сразу какие-то привычные всем положения дел изменил — они казались мне неправильными. И вот тогда пришел к выводу, что в итоге все благие на первый взгляд намерения сводятся к простой и банальной сути — к распределению и перераспределению денег, лишним поездкам и так далее.
— Сегодняшней жизнью довольны?
— Многое уже неинтересно. Восьмой десяток, вроде и не поглупел, и надо интересоваться жизнью, как и прежде. Но почему-то уже не жду ничего нового и удивительного.
В прошлом году закончил труд последних четырех лет — изучил литературу по физике космоса. Теперь знаю все, что произошло после первого взрыва. И почему он вообще случился, и как это доказать и объяснить. Вот этот вопрос мне реально интересен.
— Женщины уже не очень?
— Могу с ними похихикать и поиздеваться. Как-то в офисе федерации пошутил и настроил против себя всю женскую общественность. Мол, какого бы высокого статуса ни была женщина, в постели она все равно оказывается под мужчиной. Пусть даже и значительно более низкого ранга. Так устроена природа, и против ее законов не попрешь.
— Женщины тоже разные бывают. Иногда думаешь о ней одно, а внутри, оказывается, такое происходит…
— Я вот почему-то вспомнил последнее интервью Карины Ежиковой. Очень понравилась своей открытостью и душевностью. Я к ней всегда относился хорошо, а сейчас при встрече улыбнусь более широко, чем раньше. Такие люди нечасто встречаются в жизни, к сожалению.
— Карина классная.
— Расскажу историю, как я мог стать во главе целого государства. Дело было во время очередной командировки нашей группы. Остров Занзибар, город Занзибар, страна — Занзибарская Республика.
Живем в небольшом отеле. На первом этаже ресторан. Столы стоят вдоль стенки. Одна-единственная официантка — негритянка — и нас семеро, больше никаких постояльцев. Питаемся три раза в день.
И вот однажды я, в шутку, конечно, немного откидываюсь на стуле, как раз тогда, когда девушка проходит у меня за спиной. И прижимаю ее этим стулом, буквально на чуть-чуть, на пару секунд.
На следующий день мне к супу были положены не две булочки, как всем, а три. И началось — кусочек курицы побольше. Апельсин не в кожуре, как всем, а очищенный.
А еще через два дня капитан Даки, который опекал нас со стороны танзанийцев, пришел в номер и сказал: “Саша, внизу вождь местного племени. Спрашивает, когда ты собираешься жениться на его дочери”. Официантка-то оказалась девушкой не простой, а, по сути, наследной принцессой.
— Что вы ответили?
— Вначале высказался не я, а командир моей группы, полковник из Москвы. Как начал орать и топать ногами: “Гречин, да что такое происходит? Ты совсем уже ох…! Что теперь делать? Вечно ты куда-то влезешь!”
— В самом деле.
— На моем месте так поступил бы каждый. Девушка приятная, фигурка точеная, но молчит все время. Ну я и решил выказать расположение со стороны Советского Союза. Мол, мы тоже люди и прекрасное ценим.
— На “стрелку” пошли?
— Нет, решил воздержаться. Вождь потом еще раз приходил. Но я снова не вышел. Короче, когда мы взлетали, думал, нас собьют. Однако обошлось.
Потом узнал — та девушка не могла быть наследницей. Но если бы она родила, да еще от белого, ребенка сразу признали бы королем Занзибара. Ну а мы становились бы регентом и регентшей. Можно было бы такую красивую жизнь устроить…
— Эх, пропал орден от родной страны. Построили бы там санаторий “Беларусь”, своих отправляли бы на отдых. Ну и, конечно, стали бы для стран Африки тем государством, которое открыло бы им окно в Европу.
— Все не так просто: жить больше десяти лет там невозможно. Тропическая малярия. Я ее, кстати, потом домой и привез. Глаза на лоб лезли. Три недели как в аду провел. Три дня температура до 40,5, следующие три — 34. Потом снова.
В военном госпитале я один такой клиент оказался. У них уже тридцать лет подобных случаев не было. Главврач сказал: “Вы не волнуйтесь, вы для окружающих опасности не представляете. Это они для вас представляют. Поэтому все контакты с внешним миром мы вам ограничим”. И поселили меня в генеральский люкс. А там — все что захочешь, даже пищу специальный человек приносил.
У меня тогда заодно и аритмию сердца обнаружили. Главный кардиолог, правда, утешил. Мол, я тут сейчас нажму, и все снова будет хорошо. Себе, отвечаю, нажми…
Потом поехал к Нике Николаевне в диспансер. И она популярно объяснила, что для бывших спортсменов это обыденное явление. Сердце-то привыкло к повышенным нагрузкам, поэтому спокойный ритм жизни противопоказан.
Пришлось вернуться в гандбол, пусть и ветеранский. Думал, когда наше поколение закончит, а ведь многих даже в живых не осталось, на смену придут те, кто играл уже в СКА Мироновича в 80-х и 90-х. Но нет. Так, на одну игру подъехать могут, но чтобы целенаправленно тренироваться, увы…
Разные времена, разные люди. А может, и хорошо, что у каждого из нас своя судьба.